Автор лекции

Анастасия Кистова
искусствовед, магистр педагогики


Заместитель директора музея по научной работе. Лектор программы "Острые грани искусства" и "Факультет искусств".



Что такое сказка? Почему она нас завораживает? Почему она и взрослым, и детям нравится? Почему мы с вами в разных возрастах, в разные моменты своей жизни обращаемся к сказке? И почему мы так хотим в нее верить? И что такое русская сказка? Куда уходит корнями наша русская народная волшебная сказка, и что в этих корнях мы можем с вами обнаружить? Интересно, что мы этот разговор с вами начинаем вот именно в такое время, которое сказке очень сильно подходит. Потому что сказка – она про чудеса. Чудеса – это всегда перемены, так же как и такие периоды, как самоизоляция, пандемия. Что это, как не период перемен, каких-то странных чудес и сказочных процессов? И начнем мы с вами с обращения к тому, что в нашей с вами действительности уже имеет место быть, и это вполне конкретная реальность. Я говорю о выставке, которая проходила в 2020 году в Государственной Третьяковской галерее, несмотря на самоизоляцию. Эта выставка была смонтирована до начала эпидемии коронавируса, и называется она как раз "Русская сказка. От Васнецова до сих пор". На мой взгляд, это одна из самых интересных выставок, которые необычно работают с созданием атмосферы, ее можно назвать суггестивной выставкой или иммерсивной. И если мы с вами посмотрим те фотографии, что, слава Богу, еще доступны в сети Интернет, потому что были сделаны фото и посетителями, и сама Третьяковская галерея сделала многое для того, чтобы мы узнали об этой выставке, то мы заметим с вами, что выставка воспроизводит пространство леса. Мы там увидим одного из главных героев – русского, огромного, здорового медведя. Вместе с пространством леса и его жителями мы там с вами вдруг обнаружим царство Кощея, какие-то такие объекты, напоминающие нам черепа, и достаточно такие темные пространства пещеры, явно говорящие о том, что, вроде бы как бы, наша сказка с вами, русская народная, не совсем про солнечный радостный мир. То есть про что-то оно такое, не то чтобы необычное, а про что-то, может быть, даже зловещее. Почему, обращаясь к русской народной сказке, кураторы выставки воспроизвели именно такие пространства? И почему, когда мы с вами читаем наши русские народные сказки, мы ведь встречаем там не те прекрасные истории про Золушку, Красную Шапочку, которые привыкли читать у Шарля Перро.

А если вы припомните, какими на самом деле являются русские народные сказки, то вспомните и страшных, действительно, героев, таких как Баба-яга костяная нога, Кощей Бессмертный, висящий на цепях, Змей Горыныч. И в основном действие этих сказок происходит где-то в лесу, в Тридевятом царстве, в подземелье или еще в каких-то таких заморских далях. И обязательно с какими-то смертельными опасностями, которые герои, так или иначе, переживают. С чем это связано, да и какое отношение ко всему этому имеет русское искусство рубежа 19-20 веков? Так вот, прежде чем обратиться, собственно, к искусству, мы немножечко поговорим с вами про исторические корни нашей волшебной сказки. И здесь нам поможет такой замечательный исследователь, как Владимир Яковлевич Пропп (собственно, цитаты из его произведений), который анализирует, что такое русская сказка – вы сейчас видите на экране. И обратите внимание, какой вывод этот исследователь сделал относительно того, что такое русская сказка. Сказка, по его мнению, сохранила обряды и обычаи, которые мы с вами уже не помним, не знаем и слухом не слыхивали. И в основном эти обряды, связанные, например, с обрядами погребения. Вот как здесь автор в этой цитате описывает один из типичных сюжетов русской народной сказки. В сказке рассказывается, что герой зашивает себя в шкуру коровы или лошади, чтобы выбраться из ямы или попасть в Тридесятое царство. Его затем подхватывает птица и переносит шкуру вместе с героем на ту гору или за то море, куда герой иначе не может попасть. Как объяснить происхождение этого мотива? Известен обычай зашивать в шкуру покойников. Восходит ли данный мотив к этому обычаю или нет? Систематическое изучение данного обычая и сказочного мотива показывает их несомненную связь: совпадение получается полное, не только по внешним формам, но и по внутреннему содержанию, по смыслу этого мотива, по ходу действия и по смыслу этого обряда в историческом прошлом, с одним, однако, исключением – в сказке в шкуру зашивает себя живой, в обряде зашивают мертвеца.

Неужели все наши русские сказки об этом? Но тот же исследователь утверждает, что сказка сохранила не только следы представлений о смерти, но и следы некоего более широкого и широко распространенного обряда, связанного вот с этим пространством смерти. И это – пространство инициации. Обряд инициации – когда юноша при наступлении определенного возраста должен совершить ряд действий, позволяющих ему перейти во взрослую жизнь. Юноша или девушка. И вот, если с такой точки зрения посмотреть на нашу русскую сказку, то большинство сюжетов будут как раз об этом. И самое интересное в том, что вот к таким особенностям русской сказки, как к неким текстам, передающим древние знания наших предков о переходном времени, о переходном этапе. Ведь любой обряд инициации связан фактически с тем, что сейчас мы с вами все переживаем. С кризисными моментами, когда старая схема действия не работает, в новой реальности непонятно, как действовать. По-старому – нельзя, по-новому – не знаю как, и вот я на границе между жизнью и смертью, и вот мне сейчас нужно сделать этот шаг и изобрести этот новый способ жить вот в этом новом мире. Об этом обряд инициации, об этом большинство русских сказок и об этом, как ни странно, переломные периоды в искусстве и в истории человечества.
Left
Right
И одним из них является рубеж 19-20 веков живописи и иллюстративной графики, про которую мы, собственно, будем сейчас говорить. И начнем мы с вами со знаменитых произведений Ивана Яковлевича Билибина, русского художника, графика, который, собственно, вот эти русские народные сказки иллюстрировал. Наверное, это самые знаменитые иллюстрации к русским народным сказкам, которые по сию пору существуют. Начнем мы со сказки "Василиса Прекрасная". Я позволю себе кратко напомнить сюжет. "Василиса Прекрасная" – это не про счастливую жизнь юной девушки, где-то в тереме, которая дожидается своего принца, который ее сейчас спасет, а про сиротку. У одного купца была дочка-красавица. Жена его умерла и оставила дочке куколку, как некий знак своего благословения, и наказала ей к этой куколке обращаться за советом в случае беды. Дочка совет матери запомнила, и когда отец женился повторно, и мачеха, естественно, невзлюбила свою падчерицу, куколка стала очень часто помогать девушке. Всякие различные поручения своей мачехи Василиса Прекрасная выполняла именно благодаря помощи вот этой куколки, то есть фактически благодаря помощи благословения матери своей. И вот, пытаясь изжить Василису Прекрасную со свету, мачеха чего только не придумывала. И отправила ее в итоге к Бабе-яге костяной ноге в лес за светом. Якобы в доме весь огонь погас, вот только у Бабы-яги, больше нигде огня этого добыть нельзя. И здесь вы видите иллюстрации, изображающие как раз Василису Прекрасную. Обратите внимание, с черепом, излучающим свет, и вторую нашу главную героиню, собственно, Бабу-ягу костяную ногу.

Перед вами, с одной стороны, представители двух разных миров. Василиса Прекрасная – это живой человек, который вынужден был пойти, фактически, в царство мертвых. Потому что, если вы обратите внимание на антураж, который окружают черепа, кости – такое очень контрастное изображение леса. И вот, собственно, Баба-яга – хозяйка этого пространства. У нее и руки приобретают цвет, похожий на цвет деревьев или стволов, и пропорции вытянутые и нарушенные, да и нос у нее такой почерневший. И, собственно, вокруг нее только вот эти вот знаки смерти. И смерть для обычного человека – это мухоморы, это вот какие-то такие тоненькие елочки, срубленные деревья. Она – хозяйка мира мертвых. И вот в этот мир мертвых отправляют юную Василису, которая еще на тот момент, фактически, является подростком, то есть она не стала полноценной женщиной. Она еще девушка, которая на выданье, на которую женихи заглядываются. И как Василиса из этого царства возвращается живой? Возвращается она живой именно благодаря благословению матери. Куколка помогала ей и там, и как только Баба-яга узнает, что все ее поручения Василиса Прекрасная выполняет при помощи благословения матушки, отправляет ее обратно в мир живых и дает то, зачем она пришла. Вот тот самый свет, который излучает этот череп. С этим светом Василиса Прекрасная возвращается обратно домой, к мачехе и двум сестрам.
И вот тут начинается самое интересное. Во всех волшебных сказках возмездие всегда очень такое справедливое и даже жестокое в своих проявлениях. Вот этот вот свет выжигает, прямо выжигает или сжигает своим огнем и мачеху, и двух ее сестер. Таким образом Василиса освобождается от того, что мешало свободно жить. И далее уже судьба выстраивается так, как она ее может выстроить. Она благополучно выходит замуж, к этому моменту возвращается из дальних странствий ее отец, и все заканчивается хэппи-эндом. Но самое главное происходит в сказке именно в тот момент, когда Василиса Прекрасная находится в пространстве перехода между жизнью и смертью. На что ее, собственно, проверяет Баба-яга? Какие, интересно, у вас версии будут? В русской сказке, ну как в любой сказке, нет четких ответов на вот подобные вопросы. Эти вопросы, они связаны, с одной стороны, с тем как каждый из нас ощущает свою силу. В чем она? В чем мое какое-то преимущество? Что мне позволило бы вот в таком пространстве не умереть?

Василиса Прекрасная – это девушка. Естественно, что не физической силой она может одолеть Бабу-ягу. Чем она ее одолела? Вот тем благословением, то есть той силой, которая передается по роду от матери к дочери, ну и, конечно, чистотой и послушанием, потому что она делает все, как говорит ей мать. Другое дело, как мы с вами понимаем, что такое чистота, что такое послушание. В каждый период, в каждую эпоху это трактуется по-своему. Ну и Баба-яга, опять же – это не совсем отрицательный герой. Да, она хозяйка мира мертвых, и мы это видим на вот этой иллюстрации. Она, конечно, не вызывает каких-то приятных чувств, скорее наоборот, она пугает, но при этом посмотрите, какие цвета использует художник, чтобы показать, что мир смерти, ну или мир мертвых, он тоже живой. Он опасный для обычных людей, но он тоже живой. Вот эти мухоморы – они ведь очень нарядно, с вот этими белыми ножками, смотрятся на зеленом фоне. Травка тоже такого красивого зеленого оттенка там, где появляется свет. Сама одежда Бабы-яги также по цвету перекликается с мухоморами – это красный, зеленый, синий. И несмотря на то, что она вся в заплатках, и это старуха, да еще с волосатой такой длинной рукой, неприятной, которая клюкой заканчивается, по цвету достаточно нарядно одета. Здесь тоже есть жизнь, но это жизнь другая. Жизнь, пугающая обычного человека, но способная этому обычному человеку дать силу. Силу, в данном случае еще и свет, если посмотреть на изображение Василисы Прекрасной. Для чего? Для того чтобы самому определять свою жизнь. Не действовать по указке того, кто тебе вздохнуть не дает, и только и думать, как выполнить поручение или приказание, а самой выстраивать стратегию, свою жизнь и самой делать шаги, понимая, что я делаю и зачем.
Вот еще одно изображение персонажа, который знаком нам всем. Это Кощей Бессмертный. Кощей Бессмертный из сказки "Марья Моревна" тоже авторства Ивана Яковлевича Билибина. Что здесь необычного? Мы здесь видим его полностью обнаженным. Здесь удивительный случай, когда Кощей Бессмертный – это не скелет бесполый с короной на черепе, а это такой старик. Старик телом, но явно не старик душой и духом, потому что мы здесь видим его несущимся, буквально летящим на таком вот сине-черном коне. С саблей и явно в таком устремлении догнать любого, схватить и, собственно, победить. По сказке так и происходит. Эта сказка, "Марья Моревна", как раз о том, как Кощей украл прекрасную королевну, и как юноша пытался вернуть себе свою возлюбленную жену (Иван-царевич), и как трижды у него это не получалось, потому что Кощей оказывался быстрее, и каждый раз это заканчивалось неприятностью для Ивана-царевича, а последний раз – и вообще, смертью.

И. Я. Билибин. Иллюстрация к сказке "Марья Моревна" (1900)

Собственно, вот мы его здесь и видим как персонажа, несущего смерть. То есть он здесь как раз на границе изображен, он выскакивает из леса и по этой вот горе, по склону, уходящему вниз, как будто бы летит над полями, над лесами, в пространстве неба и восходящего солнца. И при этом смотрите, как изображено его тело: оно частично серо-синего цвета, частично такого теплого оттенка живого тела. Он тот, кто может переходить вот эту границу и либо наказывать тех, кто нарушает правила, да и наказывать достаточно жестоко, но справедливо. Потому что дважды Кощей Бессмертный давал возможность Ивану-царевичу одуматься и больше не красть у него Марью Моревну, предупреждая, что в третий раз история закончится плачевно. Но Иван-царевич не послушался и, соответственно, получил то, о чем его предупреждал Кощей Бессмертный. И обратите внимание, что здесь еще мы видим в этом произведении. На небе облака, которые синего цвета, впереди расположены перед изображением коня, под изображением сабли. Они словно представляют конную рать, следующую вместе с Кощеем Бессмертным. То есть он здесь как предводитель либо как часть некого большего целого, то есть он часть той силы, которая в принципе царит над пространством русского леса, если хотите, поскольку здесь как раз лесные пространства видим, над пространством русского духа. С точки зрения Ивана Билибина, это всего лишь иллюстрация к сказке. Кощей Бессмертный, Баба-яга – это не просто какие-то персонажи, которыми можно детей пугать, как Бабайкой: не сделаешь – Бабайка утащит. Или Баба-яга утащит в лес, или Кощей Бессмертный придет. А это некие личины, внутри которых заключаются ключевые для понимания русского народа, русской души, русского духа качества. Это качество силы, это качество преодоления границы, это качество возможности скакнуть или шагнуть туда, куда обычному человеку путь заказан. И это качество связано с преодолением границы между жизнью и смертью. Это если смотреть на эти произведения.
В. М. Васнецов "Сирин и Алконост. Песня радости и печали" (1896)
Но мы можем с вами обратиться к другому художнику. К Виктору Михайловичу Васнецову, с творчеством которого, в принципе, связывается жанр русской сказки в живописи. И не зря выставка Третьяковской галереи так и называется: "От Васнецова до сих пор". То есть он тот, кто в станковом искусстве впервые жанр сказки сделал полноценным, превратил его в тему большой картины. И вот перед вами изображение двух птиц: Песнь радости и Песнь печали. Птица Алконост и птица Сирин вообще интересные персонажи, поскольку своими корнями они уходят, с одной стороны, в западноевропейскую мифологию. Птица Сирин созвучно по названию сиренам – сладкоголосые полуженщины-полуптицы, которые зазывали моряков в пучину и вели их к гибели. И птица Алконост – птица, которая возвещает о радости обретения рая, о радости наступления веселых, радостных дней. Иногда они соединялись вместе в одного персонажа, иногда, как вот в языческих в наших корнях, птица Сирин, птица Алконост – две птицы, которые просто о разном поют. Обе – райские птицы, но одна поет песнь печали о потерянном рае, вторая поет песни радости о рае открытом. И здесь, обратите внимание, обе эти птицы изображены в коронах, в украшениях языческого типа. И нужно сказать, что Виктор Михайлович Васнецов прекрасно знал, что изображал. Потому что он обращался при работе с произведениями и к историческим документам, и зарисовывал предметы, хранящиеся в исторических музеях, археологические находки.
В. М. Васнецов "Иван царевич на сером волке" (1889)
Посмотрим чуть повнимательнее вот эту его работу: "Иван-царевич на Cером волке". Вроде бы работу традиционно принято связывать с конкретным сюжетом сказки об Иване-царевиче и Сером волке, но если мы внимательно почитаем эту сказку, то мы с вами поймем, что слукавил здесь Васнецов. Поскольку сам момент, когда Иван-царевич уносит прекрасную царевну из ее отеческого дома на Сером волке, никак не мог происходить вот в этом густом лесу, причем каком-то вековом, многовековом лесу, с вот этим туманом. Пространство очень сильно напоминает вот то самое пространство, где хозяйкой была Баба-яга и, соответственно, Кощей Бессмертный. Да еще и с таким тревожным выражением лица. Кого он боится? Погони мамушек и нянюшек или погони армии отца, о котором, кстати, ни слова не было в самой русской сказке? Здесь мы с вами видим ту самую суть русских сказок вообще. Да, возможно Васнецов отталкивался от сказки об Иване-царевиче и Сером волке, но здесь явно сюжет интерпретирован уже более глубоко. Скорее, он здесь представляет всю суть русских сказок. Об вот этом некоем таком волшебном походе удалого героя в пространство страха, в пространство смерти, опасности за неким призом. В данном случае этим призом, конечно, для Ивана-царевича и является вот эта прекрасная царевна. И обратите внимание, как она изображена. Она действительно как будто оцепенела. Она недвижима, руки сложены, глаза опущены вниз, лицо бело, волосы растрепаны при всем при этом. И какое напряженное выражение лица Ивана-царевича! Он действительно уходит от смертельной опасности, а она действительно, как будто в смертельном оцепенении. И очень часто говорят исследователи о том, что вот Серый волк как бы летит, даже здесь не изображен касающимся земли, как будто пересекает пространство между вот этим лесом. Темным и древним, покрытым туманом, безжизненным, можно сказать, и вот каким-то другим пространством, уже более живым. И здесь мы видим цветы яблони, мы видим кувшинки, ну и, вообще, именно с этой стороны падает свет на наших героев. О чем это? Все о том же преодолении – от тьмы к свету, от опасности к наградам и почестям. Не зря Иван-царевич и его прекрасная спутница вот так богато одеты. Но и обратите внимание здесь на волшебного помощника. У Серого волка человеческие глаза, а эта традиция весьма-весьма древняя. С одной стороны, она связана с сутью самой волшебной сказки. У любого героя всегда есть волшебные помощники. А с другой стороны, чаще всего в русской традиции вот эти волшебные помощники очеловечивались. Есть множество примеров, когда даже в иконах кони под всадниками имели человеческие лица.
Вот еще одно знаменитое произведение Васнецова: "Аленушка". Тоже вопрос: про ту ли это Аленушку, которая братца Иванушку искала, да и вот в этом омуте утонула? О братце ли здесь кручинится эта девушка? Что делают над ней изображенные на ветке, сидящие ласточки, которых не сразу увидишь? Почему тот пруд или болото, в которое она смотрит, имеет вот именно такой цвет? С одной стороны, мы видим отражение девушки, с другой стороны – отражение в нем растворяется. Где, собственно, сидит Аленушка? Что это за лес такой с невысокими елочками, березками тоненькими, маленькими на переднем плане? К ней, скорее, больше вопросов, чем ответов.

В. М. Васнецов «Алёнушка» (1881)
И я, конечно, не могу не обратить внимания на творчество Михаила Александровича Врубеля, который также обращается к сказочным мотивам. Здесь вы видите его майоликовое панно. Оно должно было украшать камин, изображающий двух богатырей: Вольгу и Микулу. Вольга – это такой традиционный богатырь, воин, собственно, по скандинавскому образцу, предстающий здесь как такой мощный воин, даже, можно сказать, выходящий за пределы произведения. То есть как будто бы не вписывается в рамки вот этого камина. И с таким достаточно суровым лицом. Но смотрит в сторону Микулы. Почему? Потому что Микула – это богатырь-пахарь. Собственно, он здесь с плугом изображен. Изображен он ниже, чем Вольга, но при этом гораздо более привлекательно. Мы его видим целиком, он ничем не перекрыт, у него есть простор для его фигуры, и ноги его как будто бы растут из земли или уходят в землю, за пределы этого камина. Какой из двух богатырских духов более свойственен русскому народу? Богатырь-воин или богатырь-земледелец?

И мы с вами более внимательно посмотрим на произведение, ну, наверное, на один из самых красивых и загадочных сказочных женских образов в русской живописи. Это "Царевна-Лебедь" Михаила Александровича Врубеля. С одной стороны, мы понимаем, что здесь речь идет о сказочной Царевне-Лебедь, о которой говорил Александр Сергеевич Пушкин в своей сказке, а с другой стороны, посмотрите, какой ее создает Врубель. С какими глубокими манящими глазами, обращенными в сторону какого-то такого темного, даже с неким таким достаточно опасным отблеском красным то ли замка, то ли города посреди моря. И мы не можем связать такое изображение вот с той самой Царевной-Лебедь, которую описал Александр Сергеевич Пушкин, это другая Царевна-Лебедь. Она, скорее, более созвучна с птицами Сирин и Алконост одновременно, обещающая счастье и одновременно вводящая туда, где больше тревоги, где больше неизвестности, вот в тот самый мир сказки, где может, с одной стороны, случиться благополучный конец – и волшебный помощник поможет, и клубочек приведет туда, куда надо. А может и Кощей изрубить на куски и разбросать по всему свету.

И еще одно произведение, на котором мы с вами закончим – это работа "Пан" также Михаила Александровича Врубеля. Здесь персонаж вроде бы античной мифологии – Пан, то есть это некое олицетворение духа природы, представлен одновременно как русский Леший, житель леса, единый с пространством природы. И вот мы с вами посмотрели три совершенно разных подхода к изображению сказочных героев: тех, которые живут не в мире людей, те, которые либо помогают человеку, попавшему в этот сказочный мир, либо, наоборот, приносят ему опасности, испытывают его. Но везде мы видим одни и те же ходы. Эти герои как будто растворяются среди леса, среди травы и среди земли. Посмотрите, как здесь, глядя на нижнюю часть, мы, собственно, не можем различить, где границы заканчиваются для фигуры Пана, а где начинается эта земля, на которой он сидит. А как по цвету его лицо, его глаза перекликаются с зеленью и с этими голубыми островками воды на заднем плане. Как светится вот этот восходящий месяц, и как светятся, как бы словно отблесками этого месяца, пальцы Пана или его нос. Все эти образы сказочных героев: красавиц, царевичей, страшных персонажей – они для нас с вами, с одной стороны, очень родные и понятные, с другой стороны, когда мы смотрим на них через произведения наших русских художников, особенно через произведения художников рубежа 19-20 веков, мы можем в них открыть большую глубину. Мы можем в них увидеть источник для собственного развития, для собственного самопознания здесь и сейчас вот в это время. Так похожее на то переходное, переломное время, которое было на рубеже 19 и 20 веков.

Что такое сказка? Почему она нас завораживает? Почему она и взрослым, и детям нравится? Почему мы с вами в разных возрастах, в разные моменты своей жизни обращаемся к сказке? И почему мы так хотим в нее верить? И что такое русская сказка? Куда уходит корнями наша русская народная волшебная сказка, и что в этих корнях мы можем с вами обнаружить? Интересно, что мы этот разговор с вами начинаем вот именно в такое время, которое сказке очень сильно подходит. Потому что сказка – она про чудеса. Чудеса – это всегда перемены, так же как и такие периоды, как самоизоляция, пандемия. Что это, как не период перемен, каких-то странных чудес и сказочных процессов? И начнем мы с вами с обращения к тому, что в нашей с вами действительности уже имеет место быть, и это вполне конкретная реальность. Я говорю о выставке, которая проходила в 2020 году в Государственной Третьяковской галерее, несмотря на самоизоляцию. Эта выставка была смонтирована до начала эпидемии коронавируса, и называется она как раз "Русская сказка. От Васнецова до сих пор". На мой взгляд, это одна из самых интересных выставок, которые необычно работают с созданием атмосферы, ее можно назвать суггестивной выставкой или иммерсивной. И если мы с вами посмотрим те фотографии, что, слава Богу, еще доступны в сети Интернет, потому что были сделаны фото и посетителями, и сама Третьяковская галерея сделала многое для того, чтобы мы узнали об этой выставке, то мы заметим с вами, что выставка воспроизводит пространство леса. Мы там увидим одного из главных героев – русского, огромного, здорового медведя. Вместе с пространством леса и его жителями мы там с вами вдруг обнаружим царство Кощея, какие-то такие объекты, напоминающие нам черепа, и достаточно такие темные пространства пещеры, явно говорящие о том, что, вроде бы как бы, наша сказка с вами, русская народная, не совсем про солнечный радостный мир. То есть про что-то оно такое, не то чтобы необычное, а про что-то, может быть, даже зловещее. Почему, обращаясь к русской народной сказке, кураторы выставки воспроизвели именно такие пространства? И почему, когда мы с вами читаем наши русские народные сказки, мы ведь встречаем там не те прекрасные истории про Золушку, Красную Шапочку, которые привыкли читать у Шарля Перро.

А если вы припомните, какими на самом деле являются русские народные сказки, то вспомните и страшных, действительно, героев, таких как Баба-яга костяная нога, Кощей Бессмертный, висящий на цепях, Змей Горыныч. И в основном действие этих сказок происходит где-то в лесу, в Тридевятом царстве, в подземелье или еще в каких-то таких заморских далях. И обязательно с какими-то смертельными опасностями, которые герои, так или иначе, переживают. С чем это связано, да и какое отношение ко всему этому имеет русское искусство рубежа 19-20 веков? Так вот, прежде чем обратиться, собственно, к искусству, мы немножечко поговорим с вами про исторические корни нашей волшебной сказки. И здесь нам поможет такой замечательный исследователь, как Владимир Яковлевич Пропп (собственно, цитаты из его произведений), который анализирует, что такое русская сказка – вы сейчас видите на экране. И обратите внимание, какой вывод этот исследователь сделал относительно того, что такое русская сказка. Сказка, по его мнению, сохранила обряды и обычаи, которые мы с вами уже не помним, не знаем и слухом не слыхивали. И в основном эти обряды, связанные, например, с обрядами погребения. Вот как здесь автор в этой цитате описывает один из типичных сюжетов русской народной сказки. В сказке рассказывается, что герой зашивает себя в шкуру коровы или лошади, чтобы выбраться из ямы или попасть в Тридесятое царство. Его затем подхватывает птица и переносит шкуру вместе с героем на ту гору или за то море, куда герой иначе не может попасть. Как объяснить происхождение этого мотива? Известен обычай зашивать в шкуру покойников. Восходит ли данный мотив к этому обычаю или нет?

Систематическое изучение данного обычая и сказочного мотива показывает их несомненную связь: совпадение получается полное, не только по внешним формам, но и по внутреннему содержанию, по смыслу этого мотива, по ходу действия и по смыслу этого обряда в историческом прошлом, с одним, однако, исключением – в сказке в шкуру зашивает себя живой, в обряде зашивают мертвеца. Неужели все наши русские сказки об этом? Но тот же исследователь утверждает, что сказка сохранила не только следы представлений о смерти, но и следы некоего более широкого и широко распространенного обряда, связанного вот с этим пространством смерти. И это – пространство инициации. Обряд инициации – когда юноша при наступлении определенного возраста должен совершить ряд действий, позволяющих ему перейти во взрослую жизнь. Юноша или девушка. И вот, если с такой точки зрения посмотреть на нашу русскую сказку, то большинство сюжетов будут как раз об этом. И самое интересное в том, что вот к таким особенностям русской сказки, как к неким текстам, передающим древние знания наших предков о переходном времени, о переходном этапе. Ведь любой обряд инициации связан фактически с тем, что сейчас мы с вами все переживаем. С кризисными моментами, когда старая схема действия не работает, в новой реальности непонятно, как действовать. По-старому – нельзя, по-новому – не знаю как, и вот я на границе между жизнью и смертью, и вот мне сейчас нужно сделать этот шаг и изобрести этот новый способ жить вот в этом новом мире. Об этом обряд инициации, об этом большинство русских сказок и об этом, как ни странно, переломные периоды в искусстве и в истории человечества.

И одним из них является рубеж 19-20 веков живописи и иллюстративной графики, про которую мы, собственно, будем сейчас говорить. И начнем мы с вами со знаменитых произведений Ивана Яковлевича Билибина, русского художника, графика, который, собственно, вот эти русские народные сказки иллюстрировал. Наверное, это самые знаменитые иллюстрации к русским народным сказкам, которые по сию пору существуют. Начнем мы со сказки "Василиса Прекрасная". Я позволю себе кратко напомнить сюжет. "Василиса Прекрасная" – это не про счастливую жизнь юной девушки, где-то в тереме, которая дожидается своего принца, который ее сейчас спасет, а про сиротку. У одного купца была дочка-красавица. Жена его умерла и оставила дочке куколку, как некий знак своего благословения, и наказала ей к этой куколке обращаться за советом в случае беды. Дочка совет матери запомнила, и когда отец женился повторно, и мачеха, естественно, невзлюбила свою падчерицу, куколка стала очень часто помогать девушке. Всякие различные поручения своей мачехи Василиса Прекрасная выполняла именно благодаря помощи вот этой куколки, то есть фактически благодаря помощи благословения матери своей. И вот, пытаясь изжить Василису Прекрасную со свету, мачеха чего только не придумывала. И отправила ее в итоге к Бабе-яге костяной ноге в лес за светом. Якобы в доме весь огонь погас, вот только у Бабы-яги, больше нигде огня этого добыть нельзя. И здесь вы видите иллюстрации, изображающие как раз Василису Прекрасную. Обратите внимание, с черепом, излучающим свет, и вторую нашу главную героиню, собственно, Бабу-ягу костяную ногу.

Перед вами, с одной стороны, представители двух разных миров. Василиса Прекрасная – это живой человек, который вынужден был пойти, фактически, в царство мертвых. Потому что, если вы обратите внимание на антураж, который окружают черепа, кости – такое очень контрастное изображение леса. И вот, собственно, Баба-яга – хозяйка этого пространства. У нее и руки приобретают цвет, похожий на цвет деревьев или стволов, и пропорции вытянутые и нарушенные, да и нос у нее такой почерневший. И, собственно, вокруг нее только вот эти вот знаки смерти. И смерть для обычного человека – это мухоморы, это вот какие-то такие тоненькие елочки, срубленные деревья. Она – хозяйка мира мертвых. И вот в этот мир мертвых отправляют юную Василису, которая еще на тот момент, фактически, является подростком, то есть она не стала полноценной женщиной. Она еще девушка, которая на выданье, на которую женихи заглядываются. И как Василиса из этого царства возвращается живой? Возвращается она живой именно благодаря благословению матери. Куколка помогала ей и там, и как только Баба-яга узнает, что все ее поручения Василиса Прекрасная выполняет при помощи благословения матушки, отправляет ее обратно в мир живых и дает то, зачем она пришла. Вот тот самый свет, который излучает этот череп. С этим светом Василиса Прекрасная возвращается обратно домой, к мачехе и двум сестрам. И вот тут начинается самое интересное. Во всех волшебных сказках возмездие всегда очень такое справедливое и даже жестокое в своих проявлениях. Вот этот вот свет выжигает, прямо выжигает или сжигает своим огнем и мачеху, и двух ее сестер. Таким образом Василиса освобождается от того, что мешало свободно жить. И далее уже судьба выстраивается так, как она ее может выстроить. Она благополучно выходит замуж, к этому моменту возвращается из дальних странствий ее отец, и все заканчивается хэппи-эндом. Но самое главное происходит в сказке именно в тот момент, когда Василиса Прекрасная находится в пространстве перехода между жизнью и смертью. На что ее, собственно, проверяет Баба-яга? Какие, интересно, у вас версии будут? В русской сказке, ну как в любой сказке, нет четких ответов на вот подобные вопросы. Эти вопросы, они связаны, с одной стороны, с тем как каждый из нас ощущает свою силу. В чем она? В чем мое какое-то преимущество? Что мне позволило бы вот в таком пространстве не умереть? Василиса Прекрасная – это девушка. Естественно, что не физической силой она может одолеть Бабу-ягу. Чем она ее одолела? Вот тем благословением, то есть той силой, которая передается по роду от матери к дочери, ну и, конечно, чистотой и послушанием, потому что она делает все, как говорит ей мать. Другое дело, как мы с вами понимаем, что такое чистота, что такое послушание. В каждый период, в каждую эпоху это трактуется по-своему. Ну и Баба-яга, опять же – это не совсем отрицательный герой. Да, она хозяйка мира мертвых, и мы это видим на вот этой иллюстрации.

Она, конечно, не вызывает каких-то приятных чувств, скорее наоборот, она пугает, но при этом посмотрите, какие цвета использует художник, чтобы показать, что мир смерти, ну или мир мертвых, он тоже живой. Он опасный для обычных людей, но он тоже живой. Вот эти мухоморы – они ведь очень нарядно, с вот этими белыми ножками, смотрятся на зеленом фоне. Травка тоже такого красивого зеленого оттенка там, где появляется свет. Сама одежда Бабы-яги также по цвету перекликается с мухоморами – это красный, зеленый, синий. И несмотря на то, что она вся в заплатках, и это старуха, да еще с волосатой такой длинной рукой, неприятной, которая клюкой заканчивается, по цвету достаточно нарядно одета. Здесь тоже есть жизнь, но это жизнь другая. Жизнь, пугающая обычного человека, но способная этому обычному человеку дать силу. Силу, в данном случае еще и свет, если посмотреть на изображение Василисы Прекрасной. Для чего? Для того чтобы самому определять свою жизнь. Не действовать по указке того, кто тебе вздохнуть не дает, и только и думать, как выполнить поручение или приказание, а самой выстраивать стратегию, свою жизнь и самой делать шаги, понимая, что я делаю и зачем.

Вот еще одно изображение персонажа, который знаком нам всем. Это Кощей Бессмертный. Кощей Бессмертный из сказки "Марья Моревна" тоже авторства Ивана Яковлевича Билибина. Что здесь необычного? Мы здесь видим его полностью обнаженным. Здесь удивительный случай, когда Кощей Бессмертный – это не скелет бесполый с короной на черепе, а это такой старик. Старик телом, но явно не старик душой и духом, потому что мы здесь видим его несущимся, буквально летящим на таком вот сине-черном коне. С саблей и явно в таком устремлении догнать любого, схватить и, собственно, победить. По сказке так и происходит. Эта сказка, "Марья Моревна", как раз о том, как Кощей украл прекрасную королевну, и как юноша пытался вернуть себе свою возлюбленную жену (Иван-царевич), и как трижды у него это не получалось, потому что Кощей оказывался быстрее, и каждый раз это заканчивалось неприятностью для Ивана-царевича, а последний раз – и вообще, смертью. Собственно, вот мы его здесь и видим как персонажа, несущего смерть. То есть он здесь как раз на границе изображен, он выскакивает из леса и по этой вот горе, по склону, уходящему вниз, как будто бы летит над полями, над лесами, в пространстве неба и восходящего солнца. И при этом смотрите, как изображено его тело: оно частично серо-синего цвета, частично такого теплого оттенка живого тела. Он тот, кто может переходить вот эту границу и либо наказывать тех, кто нарушает правила, да и наказывать достаточно жестоко, но справедливо. Потому что дважды Кощей Бессмертный давал возможность Ивану-царевичу одуматься и больше не красть у него Марью Моревну, предупреждая, что в третий раз история закончится плачевно. Но Иван-царевич не послушался и, соответственно, получил то, о чем его предупреждал Кощей Бессмертный. И обратите внимание, что здесь еще мы видим в этом произведении. На небе облака, которые синего цвета, впереди расположены перед изображением коня, под изображением сабли. Они словно представляют конную рать, следующую вместе с Кощеем Бессмертным. То есть он здесь как предводитель либо как часть некого большего целого, то есть он часть той силы, которая в принципе царит над пространством русского леса, если хотите, поскольку здесь как раз лесные пространства видим, над пространством русского духа. С точки зрения Ивана Билибина, это всего лишь иллюстрация к сказке. Кощей Бессмертный, Баба-яга – это не просто какие-то персонажи, которыми можно детей пугать, как Бабайкой: не сделаешь – Бабайка утащит. Или Баба-яга утащит в лес, или Кощей Бессмертный придет. А это некие личины, внутри которых заключаются ключевые для понимания русского народа, русской души, русского духа качества. Это качество силы, это качество преодоления границы, это качество возможности скакнуть или шагнуть туда, куда обычному человеку путь заказан. И это качество связано с преодолением границы между жизнью и смертью. Это если смотреть на эти произведения.

Но мы можем с вами обратиться к другому художнику. К Виктору Михайловичу Васнецову, с творчеством которого, в принципе, связывается жанр русской сказки в живописи. И не зря выставка Третьяковской галереи так и называется: "От Васнецова до сих пор". То есть он тот, кто в станковом искусстве впервые жанр сказки сделал полноценным, превратил его в тему большой картины. И вот перед вами изображение двух птиц: Песнь радости и Песнь печали. Птица Алконост и птица Сирин вообще интересные персонажи, поскольку своими корнями они уходят, с одной стороны, в западноевропейскую мифологию. Птица Сирин созвучно по названию сиренам – сладкоголосые полуженщины-полуптицы, которые зазывали моряков в пучину и вели их к гибели. И птица Алконост – птица, которая возвещает о радости обретения рая, о радости наступления веселых, радостных дней. Иногда они соединялись вместе в одного персонажа, иногда, как вот в языческих в наших корнях, птица Сирин, птица Алконост – две птицы, которые просто о разном поют. Обе – райские птицы, но одна поет песнь печали о потерянном рае, вторая поет песни радости о рае открытом. И здесь, обратите внимание, обе эти птицы изображены в коронах, в украшениях языческого типа. И нужно сказать, что Виктор Михайлович Васнецов прекрасно знал, что изображал. Потому что он обращался при работе с произведениями и к историческим документам, и зарисовывал предметы, хранящиеся в исторических музеях, археологические находки.

И мы с вами посмотрим чуть повнимательнее вот эту его работу: "Иван-царевич на Cером волке". Вроде бы работу традиционно принято связывать с конкретным сюжетом сказки об Иване-царевиче и Сером волке, но если мы внимательно почитаем эту сказку, то мы с вами поймем, что слукавил здесь Васнецов. Поскольку сам момент, когда Иван-царевич уносит прекрасную царевну из ее отеческого дома на Сером волке, никак не мог происходить вот в этом густом лесу, причем каком-то вековом, многовековом лесу, с вот этим туманом. Пространство очень сильно напоминает вот то самое пространство, где хозяйкой была Баба-яга и, соответственно, Кощей Бессмертный. Да еще и с таким тревожным выражением лица. Кого он боится? Погони мамушек и нянюшек или погони армии отца, о котором, кстати, ни слова не было в самой русской сказке? Здесь мы с вами видим ту самую суть русских сказок вообще. Да, возможно Васнецов отталкивался от сказки об Иване-царевиче и Сером волке, но здесь явно сюжет интерпретирован уже более глубоко. Скорее, он здесь представляет всю суть русских сказок. Об вот этом некоем таком волшебном походе удалого героя в пространство страха, в пространство смерти, опасности за неким призом. В данном случае этим призом, конечно, для Ивана-царевича и является вот эта прекрасная царевна. И обратите внимание, как она изображена. Она действительно как будто оцепенела. Она недвижима, руки сложены, глаза опущены вниз, лицо бело, волосы растрепаны при всем при этом. И какое напряженное выражение лица Ивана-царевича! Он действительно уходит от смертельной опасности, а она действительно, как будто в смертельном оцепенении. И очень часто говорят исследователи о том, что вот Серый волк как бы летит, даже здесь не изображен касающимся земли, как будто пересекает пространство между вот этим лесом. Темным и древним, покрытым туманом, безжизненным, можно сказать, и вот каким-то другим пространством, уже более живым. И здесь мы видим цветы яблони, мы видим кувшинки, ну и, вообще, именно с этой стороны падает свет на наших героев. О чем это? Все о том же преодолении – от тьмы к свету, от опасности к наградам и почестям. Не зря Иван-царевич и его прекрасная спутница так богато одеты. Но и обратите внимание здесь на волшебного помощника. У Серого волка человеческие глаза, а эта традиция весьма-весьма древняя. С одной стороны, она связана с сутью самой волшебной сказки. У любого героя всегда есть волшебные помощники. А с другой стороны, чаще всего в русской традиции вот эти волшебные помощники очеловечивались. Есть множество примеров, когда даже в иконах кони под всадниками имели человеческие лица.

Вот еще одно знаменитое произведение Васнецова: "Аленушка". Тоже вопрос: про ту ли это Аленушку, которая братца Иванушку искала, да и вот в этом омуте утонула? О братце ли здесь кручинится эта девушка? Что делают над ней изображенные на ветке, сидящие ласточки, которых не сразу увидишь? Почему тот пруд или болото, в которое она смотрит, имеет вот именно такой цвет? С одной стороны, мы видим отражение девушки, с другой стороны – отражение в нем растворяется. Где, собственно, сидит Аленушка? Что это за лес такой с невысокими елочками, березками тоненькими, маленькими на переднем плане? К ней, скорее, больше вопросов, чем ответов.

И я, конечно, не могу не обратить внимания на творчество Михаила Александровича Врубеля, который также обращается к сказочным мотивам. Здесь вы видите его майоликовое панно. Оно должно было украшать камин, изображающий двух богатырей: Вольгу и Микулу. Вольга – это такой традиционный богатырь, воин, собственно, по скандинавскому образцу, предстающий здесь как такой мощный воин, даже, можно сказать, выходящий за пределы произведения. То есть как будто бы не вписывается в рамки вот этого камина. И с таким достаточно суровым лицом. Но смотрит в сторону Микулы. Почему? Потому что Микула – это богатырь-пахарь. Собственно, он здесь с плугом изображен. Изображен он ниже, чем Вольга, но при этом гораздо более привлекательно. Мы его видим целиком, он ничем не перекрыт, у него есть простор для его фигуры, и ноги его как будто бы растут из земли или уходят в землю, за пределы этого камина. Какой из двух богатырских духов более свойственен русскому народу? Богатырь-воин или богатырь-земледелец?

И мы с вами более внимательно посмотрим на произведение, ну, наверное, на один из самых красивых и загадочных сказочных женских образов в русской живописи. Это "Царевна-Лебедь" Михаила Александровича Врубеля. С одной стороны, мы понимаем, что здесь речь идет о сказочной Царевне-Лебедь, о которой говорил Александр Сергеевич Пушкин в своей сказке, а с другой стороны, посмотрите, какой ее создает Врубель. С какими глубокими манящими глазами, обращенными в сторону какого-то такого темного, даже с неким таким достаточно опасным отблеском красным то ли замка, то ли города посреди моря. И мы не можем связать такое изображение вот с той самой Царевной-Лебедь, которую описал Александр Сергеевич Пушкин, это другая Царевна-Лебедь. Она, скорее, более созвучна с птицами Сирин и Алконост одновременно, обещающая счастье и одновременно вводящая туда, где больше тревоги, где больше неизвестности, вот в тот самый мир сказки, где может, с одной стороны, случиться благополучный конец – и волшебный помощник поможет, и клубочек приведет туда, куда надо. А может и Кощей изрубить на куски и разбросать по всему свету.

И еще одно произведение, на котором мы с вами закончим – это работа "Пан" также Михаила Александровича Врубеля. Здесь персонаж вроде бы античной мифологии – Пан, то есть это некое олицетворение духа природы, представлен одновременно как русский Леший, житель леса, единый с пространством природы. И вот мы с вами посмотрели три совершенно разных подхода к изображению сказочных героев: тех, которые живут не в мире людей, те, которые либо помогают человеку, попавшему в этот сказочный мир, либо, наоборот, приносят ему опасности, испытывают его. Но везде мы видим одни и те же ходы. Эти герои как будто растворяются среди леса, среди травы и среди земли. Посмотрите, как здесь, глядя на нижнюю часть, мы, собственно, не можем различить, где границы заканчиваются для фигуры Пана, а где начинается эта земля, на которой он сидит. А как по цвету его лицо, его глаза перекликаются с зеленью и с этими голубыми островками воды на заднем плане. Как светится вот этот восходящий месяц, и как светятся, как бы словно отблесками этого месяца, пальцы Пана или его нос.

Все эти образы сказочных героев: красавиц, царевичей, страшных персонажей – они для нас с вами, с одной стороны, очень родные и понятные, с другой стороны, когда мы смотрим на них через произведения наших русских художников, особенно через произведения художников рубежа 19-20 веков, мы можем в них открыть большую глубину. Мы можем в них увидеть источник для собственного развития, для собственного самопознания здесь и сейчас вот в это время. Так похожее на то переходное, переломное время, которое было на рубеже 19 и 20 веков.